Солью, прости Господи.

Не то чтобы она сильно стремилась туда. Черт возьми, это место, несомненно, было храмом пятнадцатилетних диванов, ковров, до которых она даже палкой не дотронется, и выцветших обоев, купленных в «Сирс» [54] еще во времена президентства Джимми Картера и шоу «Такси» в прайм–тайм.

Но порой просто хотелось попасть в такое место, куда вход был закрыт.

Просто хотелось чего–то запрещенного.

Просто хотелось устроить всем разнос и уйти, оставив после себя грибовидное облако, с чувством, что владеешь всем миром, потому что смогла его уничтожить.

Девина застыла на месте.

Хватит этой чуши. Пора найти развлечение на остаток ночи, потому что, если она не получит немного удовольствия в ближайшее время, то просто сойдет с ума.

О, а тот вампир с солью?

Было бы здорово съесть его сердце. Потому что, знал он это или нет, мог ли признаться в этом самому себе или нет, он безвозвратно влюбился в ту женщину с уродливым конским хвостом на голове. И, что самое жалкое? Она была влюблена в него. Это было очевидно по тому, как они общались друг с другом, без слов о чувствах, их тела были обращены друг к другу, их связь была ощутима.

Отлично. Пофиг. Этим двум неразлучникам, может, и удалось удержать демона подальше от дома.

Но они не помешают ей разрушить их чертов замок из песка.

Глава 29

Сэвидж слышал, что произнесла Мэй, и это слово проникло в его уши, воздействуя на все тело. Да.

И все же она остановила его, когда он потянулся к ее губам.

– Я не знаю... как далеко это зайдет.

– Я знаю. – Он погладил ее по щеке. – Это зайдет так далеко, как ты этого захочешь. Не более того.

Напряжение покинуло ее тело, и Мэй придвинулась к нему.

– Я не должна этого делать.

– Я бы спросил, почему, но я и так понимаю.

У них обоих было достаточно причин, чтобы не усложнять ситуацию еще больше. Но ясно, что никто из них не собирался останавливать неизбежное... так что это были последние слова, которые они произнесли перед тем, как их губы встретились… и что это был за поцелуй. Сэвидж думал, что хотел ощутить ее мягкость и тепло, но жажда чего–то не означает готовность справиться с этим.

Мэй растопила его.

И он хотел большего. Сохраняя нежность прикосновения, Сэвидж переместил руку к ее шее, чтобы притянуть ее еще ближе… и когда Мэй охотно потянулась к нему, он со стоном склонил голову. Так поцелуй стал глубже. Еще глубже. А потом он скользнул в ее рот языком.

Жаль, у них не было в распоряжении большой кровати и нужного уединения.

Но он так нуждался в ней, что сделал бы это даже на ринге.

Стул, на котором сидела Мэй, тихонько скрипнул, и Сэвидж понял, что оказался между ее коленями. Он обнял ладонями ее лицо и начал постепенно изучать ее, узнавать, что ей нравится, он не спешил, действовал расслабленно, и реальность начала ускользать от него…

Но не до конца. Инстинкты оставались настороже, но в данный момент все было в порядке внутри или снаружи коттеджа.

И при нем было его оружие.

Боже, он не должен этого делать. Она была гражданским лицом; он – кровожадным бандитом без дома, без рода и без личности. И все же он нуждался в этой близости, как будто задыхался, а Мэй была его воздухом.

Они продолжали целоваться, и хотя его начала душить похоть, он не собирался торопить Мэй… и это было так не похоже на него. На протяжении всей своей пост–переходной жизни, когда его накрывало возбуждение, и человеческая женщина или женщина вампир была готова на все, он делал дело, а затем уходил.

С Мэй он не хотел, чтобы это закончилось в ближайшее время… и даже если бы он смог покинуть коттедж, он все равно очень сильно хотел остаться с ней.

Когда она откинулась назад, Сэвидж попытался скрыть свое разочарование.

Только вот потом Мэй направила его настроение в противоположное русло.

Если это можно было выразить словами.

Своей мягкой маленькой рукой она сняла его ладонь со своей шеи... и положила на свою грудь.

Сэвидж целовался лучше всех, кого Мэй когда–либо знала. Что, учитывая тех двух мужчин, кого она поцеловала за свои пятьдесят лет жизни, вероятно, звучало довольно скромно. Но блин... черт, ну честно...

Было ли что–нибудь лучше этого?

Проблема заключалась в том, что, несмотря на свое очевидное возбуждение, Сэвидж, казалось, застрял в восхитительной нейтральности.

Их губы встретились, его язык дарил своим проникновением ошеломительные ощущения, ее тело полыхало от жара, как и его, но Мэй почувствовала его мощную сдержанность... и ждала, когда он начнет исследовать. Ждала, когда можно будет исследовать самой. И все же он пока просто ее целовал.

Поэтому, да, в порыве нехарактерной решимости она определила сама, как далеко все зайдет, взяв его ладонь и приложив ее туда, где расцветала ноющая боль, которую она хотела, чтобы он успокоил своей лаской. Поцелуями. Как угодно.

Мэй ахнула, когда тепло его руки проникло через флис, рубашку и бюстгальтер. Словно, она была голой.

– Все нормально? – спросил он, отпрянув.

Когда она собралась ответить, Сэвидж провел большим пальцем по ее соску… и ее мозг мгновенно закоротило. Вместо ответа она наклонилась вперед и снова взяла в плен его губы, прижимаясь теснее к его ладоням… и он все понял правильно. Сэвидж гладил ее так, что она сбивчиво дышала в его рот, а затем проскользнул под одежду, на голую кожу. Когда он повел ладонями вверх, огладив ее ребра, Мэй схватила его за плечи.

Которые были такими широкими, что ей казалось, что она пытается ухватиться за дубовый ствол.

– Пожалуйста, – взмолилась она.

– Что ты хочешь?

– Прикоснись ко мне ...

– Где? – Он поцеловал ее горло. – Я хочу услышать, как ты это говоришь.

– Мои... соски ... снова...

Теперь он застонал и резко задрал обе чашки бюстгальтера к подмышкам. Когда его большой палец попал именно туда, куда она просила, Мэй снова ахнула, и ей так захотелось узнать, какими будут его губы, когда эта темноволосая голова опустится к ее груди, пробуя ее на вкус, отмечая ее…

Сэвидж отстранился так быстро, что ее руки упали с его плеч и опустились на ее колени. Сбитая с толку, она посмотрела на свою мятую одежду и торчащие розовые соски, что выглядывали из–под слоев хлопка и флиса.

Она собиралась спросить его, что она сделала не так, что так его оттолкнуло, когда Сэвидж дернул ее одежду на место и отскочил назад. Как будто она стала радиоактивной.

– Что я сделала не так? – спросила она надломленным голосом.

Дверь подвала широко распахнулась, и морщинистое лицо Таллы выглянуло из–за дверного косяка.

– Я ведь никому не помешала?

Мэй моргнула. Пожилая женщина переоделась, променяв синие и желтые цветы на домашнем халате на длинное красное платье из блестящего материала – учитывая ее происхождение, наверняка, это чистый шелк. Она накрасилась, на щеках блестел легкий розовый румянец, глаза подчеркнуты изысканными тенями, на губах – красная подводка и блеск.

И она распустила волосы, бело–серые волны струились по ее плечам, как накидка из чистого серебра.

– Нет, – мягко сказал Сэвидж. – Нисколько. Мэй как раз рассказывала мне, как долго Вы здесь и как часто она приходит, чтобы составить Вам компанию.

Мэй взглянула в его сторону. Каким–то образом за наносекунду между тем, когда он натянул одежду ей на грудь, и тем, как Талла обозначила свое присутствие, ему удалось взять в руки чашку и полотенце для рук. Твердыми, ленивыми движениями он делал вид, что вытирает кружку, которая мокрой не была.

И знаете что? Он делал все это прямо у своего паха.

На этой ноте Мэй вернулась к столу, взяв с собой стул… просто чтобы у нее был повод отвернуться и убедиться, что ее одежда там, где ей положено быть.

Слава Богу. Рубашка и флисовая кофта смотрелись неплохо. Не здорово, но приемлемо. И, по крайней мере, ее бюстгальтер, который, так сказать, все еще был не на месте, не торчал. С другой стороны, в нем не было никаких прокладок или косточек.