Мэй, урожденная дочь Стёрта, кровная сестра Роджера, уже накинула пальто, но никак не могла найти свою сумочку. На маленьком ранчо было не так уж много укромных мест, и она нашла искомое – вместе с ключами в виде бонуса – на стиральной машине у двери, ведущей в гараж. О, верно. Накануне вечером она привезла все необходимое и запуталась во множестве пакетов. Сумочка свалилась на кафельный пол, а у нее хватило сил только разложить пакеты. Унести поддельный «Майкл Корс» на кухню было слишком сложно.

Там она смогла дотянуться лишь до ручки «Майтага» [6] .

Схватив сумочку, Мэй убедилась, что оторванный ремешок все еще держится на булавке. Ага. Годится. Она думала, что могла бы отправиться в «Ти Джей Макс» и купить замену, но где найти на это время. Кроме того, девиз ее семьи – «Не трачу, не хочу».

Тогда ее родители были еще живы.

– Телефон. Мне нужен мой…

Она нащупала «айФон 6» в кармане джинсов. Последняя перепроверка: газовый баллончик, который она всегда носила с собой.

Остановившись у задней двери, Мэй прислушалась к тишине.

– Я ненадолго, – крикнула она. Тишина. – Я скоро вернусь.

Все еще тишина.

С чувством поражения она опустила голову и выскользнула в гараж. Когда стальная дверь захлопнулась за ней, Мэй заперла медный засов на ключ и нажала на кнопку открытия гаражных ворот. Загорелся верхний свет, и холодная, сырая ночь представала перед ней дюйм за дюймом, пока панели катились вверх по своим рельсам.

Ее машине – «Хонда Цивик» цвета зимнего облака – было восемь лет. Садясь в развалюху, Мэй уловила слабый запах моторного масла. Будь она человеком, а не вампиром, она бы, вероятно, не заметила этот душок, но тут у нее не было шансов. Как и шансов не понять, что это значит.

Отлично. Еще одна хорошая новость.

Включив передачу, Мэй нажала на педаль газа и выехала на подъездную дорожку. Ее отец всегда говорил ей парковаться задом, так что она была готова, если ей понадобится спешно выехать. Например, в случае пожара. Или нападения лессеров.

О, печальная ирония.

Глядя в зеркало заднего вида, Мэй подождала, пока дверь гаража снова опустится, затем повернула направо по своей тихой улице. Люди возвращались на ночь домой, отдыхали в темное время суток, подзаряжались перед работой и школой, что ждали их с возвращением солнца. Она подумала, как это странно – жить так близко к иному виду, но другой реальности у нее не было.

Как и красота, странность была понятием относительным.

Северное шоссе представляло собой шестиполосную проезжую часть, ведущую в центр Колдвелла и из нее, и Мэй подождала, пока не окажется на нем и продолжила движение со скоростью шестьдесят одна миля в час, прежде чем достала телефон и набрала номер. Она включила громкую связь и положила телефон на колени. В ее старой машине не было блютуза, и Мэй не хотела схлопотать штраф за разговоры за рулем.

– Алло? Мэй? – раздался слабый прерывающийся голос. – Ты в пути?

– Да.

– Жаль, что тебе приходится этим заниматься.

– Все будет хорошо. Я не переживаю.

Ложь жалила, о да. Кроме того, что еще она могла ответить?

Они оставались на связи, не разговаривая, и в голове Мэй держался образ пожилой женщины, сидящей рядом с ней в машине в расшитом домашнем халате и розовых шлепанцах, похожих на то, что Люсиль Болл [7] носила в своей квартире и в квартире Рики. Но Талла едва передвигалась, даже с тростью. У нее не было ни малейшего представления о том, что должно было произойти.

Черт, Мэй не была уверена, что сможет с этим справиться.

– Ты знаешь что делать? – спросила Талла. – И ты позвонишь мне, как только вернешься в машину?

Боже, этот голос становился таким слабым.

– Да. Обещаю.

– Я люблю тебя, Мэй. Ты справишься.

Нет, я не смогу.

– Я тоже тебя люблю.

Мэй повесила трубку и потерла глаза, которые защипало. Но вот она подъехала к въезду в центр города. Четвертая улица? Маркет? Она боялась пропустить нужный съезд, и в итоге свернула с шоссе слишком рано. Сделав холостой круг вокруг переплетения односторонних полос, Мэй нашла Торговую улицу и осталась на ней, количество проспектов, пересекающих ее, возросло с десяти до двадцати.

Когда она доехала до тридцатого, стоимость коммерческой недвижимости вокруг упала буквально на глазах, старомодные офисные здания были заколочены, все рестораны и магазины заброшены. Единственные машины вокруг – либо проезжали мимо, либо – мертвые и пустые, а о пешеходах можно вообще забыть. Потрескавшиеся и усыпанные мусором тротуары были безлюдны, и не только потому, что апрель оставался негостеприимным в северной части штата Нью–Йорк.

Мэй начала терять веру в свой план, когда подъехала к первой из нескольких переполненных стоянок.

И, Господи, проблема в том, чем они были заставлены.

Транспортные средства – потому что они точно не были похожи на обычные седаны и хэтчбэки – были либо ярко–неоновых, либо черных расцветок, стилизованные в стиле «аниме», с правильными аэродинамическими углами и заостренными бамперами.

Она оказалась в нужном месте…

Да ладно. Ей здесь не место, но она там, где должна быть.

Мэй заехала на третий участок по той же теории, которую она выдвинула ранее на шоссе: если она проедет чуть дальше, то проскочит мимо. И как только она оказалась внутри границы ржавой проволочной сетки, ей пришлось проехать до последнего ряда, чтобы найти место. И на своем пути она встречала людей, которые соответствовали образу модных драг–рейсеров: вариации Джейка Пола и Таны Монжо [8] смотрели на нее так, как будто она – потерявшаяся на рейве библиотекарша.

Это ее огорчило, хотя и не потому, что ее волновало мнение о ней других людей.

Все, что она знала о человеческих инфлюенесерах [9] , она узнала от Роджера. И напоминание о том, какими раньше были их отношения – та дверь, которую она должна была закрыть. Падение в эту черную дыру сейчас ей не поможет.

Когда Мэй вышла из своего «Цивика», ей пришлось запереть дверь ключом, потому что в брелке села батарея. Прижав сумку к телу, она опустила голову и не смотрела на людей, мимо которых проходила. Однако она чувствовала их взгляды, и ирония заключалась в том, что они смотрели на нее не потому, что она была вампиром. Без сомнения, ее простые джинсы и толстовка «SUNY Колди» являлась пощечиной для их «Гуччи».

Она не знала точно, куда идти, но узкий поток людей вливался в более крупный, многие из них направлялись к гаражу. Присоединившись к случайной толпе двадцатилетней молодежи в полном рассвете своей молодости и сексуальности, Мэй попыталась заглянуть вперед. Вход в многоуровневую бетонную кладку был забаррикадирован, но у боковой двери образовалась очередь.

Мэй заняла место и держалась особняком, добрые сорок футов одиночной колонны медленно продвигались вперед, двое мужчин – каждый размером с фуру – выборочно рычали на тех, кому позволяли войти… а некоторых они реально разворачивали. Не было понятно, какова причины отказа, хотя, без сомнения, Мэй окажется в списке «не позволено»…

– Ты заблудилась или что?

Вопрос пришлось повторить, прежде чем Мэй поняла, что к ней обращаются, и, когда она обернулась, две девушки – ну, женщины – выглядели такими же впечатленными, какими будут вышибалы при виде Мэй.

– Нет, я не заблудилась.

Та, что стояла справа – у нее была татуировка под глазом курсивом «Папина дочя» – подалась вперед.

– А я думаю, ты попутала берега.

Ее зрачки были настолько расширены, что за ними не видно радужной оболочки, а брови выщипаны в такую тонкую проволоку, что на них… нет, подождите, это тоже были татуировки. На кончики накладных ресниц нанизаны маленькие розовые стразы, которые сочетались с розово–черным нарядом, больше похожим на маскарадный костюм, чем на одежду, а пирсинг в некоторых местах заставлял молиться о том, чтобы у женщины никогда не возникло насморка или пищевого отравления.